оригинал: http://www.rg.ru/2004/10/01/kriminal-parig.html

   Теневые стороны жизни французской столицы глазами очевидца

   Дата публикации 1 октября 2004 г.

   Франция по праву считалась образцовой демократической страной. А когда в 1981 году впервые в истории Пятой республики на президентских выборах победил социалист Миттеран, в Париже было воистину всенародное ликование. Социалисты правили Францией с короткими перерывами почти 20 лет. На президентских и парламентских выборах в 2002 году они потерпели сокрушительное поражение. Причем в первом туре президентских выборов социалисты уступили второе место профашистскому Национальному фронту Ле Пена, что вызвало переполох во всей Европе. Вопрос: почему социалистов прогнали в шею? Может, прикрываясь добрыми социалистическими лозунгами, к власти во Франции пробирались злодеи и преступники? Отвечу сразу: лидеры французских социалистов -- достойные, честные люди и их политические взгляды заслуживают всяческого уважения. Даже с экономическими проблемами (обычно слабое место всех левых партий) французские социалисты справились совсем неплохо.

   Основную причину поражения социалистов политологи видят в том, что, увлекшись защитой прав человека во всем мире, социалисты забыли о безопасности простых французов. Злые языки утверждают, что за 20 лет правления социалистов Франция превратилась в рай для преступников. Я бы не был так категоричен и не упрекал бы только социалистов. Я бы сказал так: Франция превратилась в профсоюзный дом отдыха для воров, бандитов и хулиганов. Причем если соблюдать определенные правила, то во Франции можно грабить, убивать, воровать, хулиганить безнаказанно.

   Глава первая: кого нужно бояться

   Туристские агентства во всем мире давно уже предупреждали своих клиентов: дескать, в Париже крепче держитесь за карман (за свой, разумеется). Французские газеты все время твердили о росте преступности в стране. Более того, постепенно рост преступности становился модной темой. Но преступность росла где-то там, далеко, в "горячих пригородах". А Париж -- другое дело. В Париж приезжает туристов больше, чем в любой другой город мира, и говорить о преступности в Париже политически некорректно.

   Теперь попробуйте провести эксперимент. Впрочем, не беспокойтесь: с вами его проведут, не спрашивая вашего согласия, -- вырвут сумочку или -- вы хватились за карман, а кошелька нету. На ваше счастье, вы замечаете полицейских и бросаетесь к ним, сбивчиво объясняя, что, дескать, вас только что ограбили. "Кто?" -- спрашивает полицейский. Кто? Вы не знаете. Тот, кто вырвал у вас сумочку, убежал вон по той улице или скрылся в толпе, а тот, кто тихонько вытащил у вас кошелек или срезал сумочку, почему-то не оставил своей визитной карточки. Тем не менее вы надеетесь, что полицейские кинутся искать воров. Напрасно надеетесь. Патрульные полицейские воров не ищут, их задача патрулировать. Зато вам вежливо объяснят, как добраться до ближайшего полицейского участка. В участке вы проведете полдня, там большая очередь потерпевших. Настанет ваш черед, вас выслушают, по всем правилам составят жалобу и пожелают приятного времяпрепровождения в Париже. А как же ваш кошелек? Вернее, что вам делать без кошелька, без денег, без кредитных карточек, без паспорта, который был в вашей сумочке? Посоветуют обратиться в консульство своей страны.

   Все. С кошельком, паспортом, деньгами, кредитными карточками можете распрощаться. Парижская полиция их искать не будет. Парижская полиция такими глупостями не занимается.

   Между прочим, французские полицейские поступают так не потому, что они плохие или равнодушные к чужому горю люди. Просто им хорошо известно, что ваш кошелек или сумочка уже в другом районе города. Сумочки и кошельки еще никто не находил. Правда, можно с большим трудом поймать воров. Только зачем ловить, когда их, воров, или отобьет разъяренная толпа, или их, воров, если и приведут в участок, то все равно через несколько часов отпустят на все четыре стороны.

   Французский юмор? Да нет, полицейские привыкли к тому, что банды ворюг, орудующие в Париже, скрупулезно соблюдают правила игры. Внимание профессионалов! Правила такие.Первое -- половина вашей банды должна состоять из негров и арабов.Тогда, если полиция попытается их задержать на месте преступления, надо истошно вопить, показывая пальцами на полицейских:

   -- Расисты, расисты!

   Разномастная толпа парижан незамедлительно придет на помощь, дружно навалится на полицейских, и уж тогда задача полицейских -- самим унести ноги подобру-поздорову.

   Второе -- воровать должны дети. По французскому либеральному законодательству дети до 13 лет вообще неподсудны. Полная уголовная ответственность во Франции начинается с восемнадцатилетнего возраста. В марте 2002 года в газетах проскользнуло сообщение, что в Нантере арестован восемнадцатилетний юноша, который терроризировал этот парижский пригород в течение трех лет. Он вырывал у пожилых людей сумки и кошельки, а если старушка упорствовала, то он ее избивал. Полиции были прекрасно известны его подвиги, но она перестала его арестовывать. Какой смысл? Приведут "ребеночка" в участок, и в тот же день после душеспасительной беседы судья выпускает его на свободу. И вот только в марте, когда милый мальчик достиг совершеннолетия, его арестовали, начали расследование и выяснили, что на совести у шалуна более 500 (!!!) ограблений и избиений. Он их совершал от четырех до семи раз в день. Думаю, что такая регулярность и работоспособность даже взрослому матерому преступнику не по силам.

   Тем не менее повторяю: надежнее и безопаснее воровать с помощью детей, не достигших 13-летнего возраста.

   ...На вечерней парижской улице я вижу, как потрошат салон роскошного "мерседеса". На шухере стоит черный качок с мрачным выражением лица, рядом интеллигентный негр с седыми висками, который ласково улыбается редким прохожим. А в салоне шурует восьмилетний шоколадный мальчишка, рожица такая симпатичная -- ну прямо с рекламы детских продуктов. Вот вам пример профессионализма с хорошим французским юмором, а главное, со стопроцентной гарантией безопасности. Ведь если прибежит хозяин "мерседеса", то получит по роже от качка. Редкие прохожие, оценив обстановку, ответят улыбкой седовласому "интеллигенту". Ну а если вдруг появится полиция, то ей придется иметь дело лишь с восьмилетним мальчиком. А что поимеешь с восьмилетнего ребенка? Он заметил, что дверь машины открыта, и забрался в нее поиграть. Все? Все. Своего адреса, естественно, ребенок не помнит, но может добраться домой сам. И полицейский, вздохнув, угощает ребенка конфетой и говорит, чтоб тот, возвращаясь домой, переходил улицу только на зеленый светофор.

   Цыгане давно раскусили особенности французского законодательства. Если на вас накатывается миниатюрный цыганский табор, то в нем роли распределены заранее. Цыганки предлагают погадать и тем самым отвлекают внимание. А ваши карманы или сумочки чистят цыганята.

   Необходимый комментарий. Все, что я сказал про цыган, политически некорректно. Цыган во Франции уважительно называют "путешествующими людьми". Путешествуют "путешествующие люди" не на заморенных лошаденках, а на комфортабельных машинах с прицепами, а начальник табора (или как он у них называется -- директор производства?) обязательно на "роллс-ройсе". Никто не спрашивает, откуда у них деньги, это политически некорректно, хотя известно, что цыгане не работают. Правда, жители деревень или маленьких городков, возле которых останавливается табор путешествующих людей, подымают истошный вопль, мэрии энергично протестуют, ибо в округе начинается повальное воровство. Однако французская пресса, если как-то откликается, то объясняет это расизмом и отсталостью местного населения.

   И все же классический урок, как надо воро... простите, политически некорректно -- как надо работать во Франции, был дан не какими-то вольными цыганами или парижскими мелкими уголовниками, нет, классический урок был дан выходцами из стран бывшего социалистического Восточного блока, где люди привыкли к строгой организации. Летом 2001 года в Париже высадился десант румынских детей в возрасте от 8 до 12 лет. Юные карманники прошли отличную подготовку где-то в районе Плоешти и показали в Париже высокое мастерство. Полицейские считают, что чуткие пальцы детей на ощупь определяют, какого достоинства купюра в кошельке у клиента. А клиентами, как правило, являются японские и американские туристы: японцы, потому что носят при себе много наличности, американцы, потому что на черном рынке высоко котируются американские паспорта.

   Кстати, ни одного взрослого румына в окрестностях Трокадеро бдительная полиция не обнаружила. На Трокадеро орудуют только дети. По оценке экспертов, каждый такой маленький ворюга в день добывал до 25 тысяч франков (примерно 4 тысячи долларов). Никто не видел, чтоб дети покупали себе хоть что-то съестное или чтобы их кто-то кормил. Если детей ловят (уж как нерасторопна французская полиция, но если постарается, то может), встает вопрос: что с ними дальше делать? Дети молчат, как красные партизаны на допросе. Дети делают вид, что по-французски ни бум-бум (а может, и действительно так). Детей до 13 лет во Франции наказывать нельзя, можно наказывать их родителей. Но где родители? Даже если удается проследить маршрут детей от "места работы" до дома (где-то в восточных пригородах Парижа) и вломиться в квартиру, то взрослые разыгрывают спектакль: дескать, с детьми абсолютно незнакомы, а дети объясняют знаками, что ошиблись адресом. Дотошный полицейский может затребовать документы, если у взрослых какие-то нелады с документами, взрослых и детей удается выслать из Франции. Однако через две недели те же дети опять появляются на Трокадеро или около Эйфелевой башни, а при очередном приводе в полицию называют себя другими именами.

   Все деньги, украденные детьми, уходят в карманы румынской мафии. Румынская мафия, пользуясь нищетой в стране, легко покупает детей у их родителей. В Румынии в отдельных районах -- строительный бум, воздвигаются кирпичные виллы для мафиози, но никто из детей, уехавших во Францию, не вернулся и никто не пересылал своей семье денег. Румынская мафия жестоко выдрессировала и запугала своих юных питомцев. Румынской мафии чужды сантименты, поэтому парижская полиция резонно полагает, что если начать вылавливать маленьких ворюг, то в ответ румынская мафия будет их сурово наказывать за "плохую работу". То есть топить для острастки в Сене, как котят, или -- гуманный румынский вариант -- заставлять их заниматься проституцией на парижских улицах. Значит...

   Выводы напрашиваются сами.

   Любопытно, что во всех этих дебатах, посвященных жертвам социальной несправедливости в Румынии, практически никто ни словом не упомянул о несчастных иностранных туристах, ограбленных в Париже, ибо это политически некорректно. Действительно, какие они несчастные, раз у них нашлись деньги путешествовать по Франции? Правда, однажды (сам это видел) по телевидению показали плачущего старика из Нью-Йорка, который бормотал, что у него украли все, он копил на поездку в Париж несколько лет и вот как Париж его встретил и больше никогда он в Париж не приедет.

   Ведущий телепрограммы смотрел на американца с явным отвращением. Ну не понимает старый дурень французского юмора!

   http://www.rg.ru/2004/10/08/paris.html

   Глава вторая: где и что грабить во Франции

   Уважаемые господа преступники! Вы же, конечно, не опуститесь до мелкого воровства, вам же нужна добыча покрупнее. В этом смысле из Франции можно угонять дорогие автомобили и затем продавать их где-нибудь в Африке, на Ближнем Востоке или в России и на Украине. Профессионалы большого полета перехватывают на автострадах грузовики, которые везут прямо с завода дорогую электро- и электронную аппаратуру. Хорошим тоном считается грабить банки, обменные пункты валют и ювелирные магазины. Однако разумные и многоопытные воры предпочитают этим лихим удовольствиям тихие квартирные кражи.

   Почему домушник ничем не рискует? Потому что полиция квартирных воров не ловит из принципа, ссылаясь на то, что: во-первых, у полиции нет средств, во-вторых, нет профессиональных сыщиков, в-третьих, квартирных воров во Франции больше, чем полицейских.

   Разумеется, официально вам никто этого не скажет. Такие вещи говорят неофициально в беседе с журналистами, те потому публикуют беседы без указания имен, и в конце концов создается мнение. Это мнение чем-то выгодно полиции и с пониманием встречается общественностью. Почему? Потому что во Франции нет такой категории трудящихся, которая не требовала бы увеличения зарплаты, дополнительного финансирования технического оборудования и расширения штата.

   Я не знаю официальную статистику, но у меня есть своя. Всех моих знакомых во Франции (а их не так мало) хоть раз, да грабили. Точнее, грабили их квартиры или дома. И никогда полиция не находила воров или украденного добра. У одной моей знакомой квартиру вскрыли среди бела дня, когда она была на работе. Вернувшись, она обнаружила взломанную дверь, отсутствие компьютера, золотых украшений и... известковые следы на паркете, которые вели прямо в соседнюю квартиру, где иностранные рабочие уже две недели делали ремонт. Любой бы юный пионер догадался, кто вскрыл квартиру. Полагаю, что даже французский полицейский схватил бы домушников за руку. Для этого надо было лишь явиться на место преступления. Но полиция не явилась. Ни в тот вечер, ни на следующий день, ни через неделю.

   Через шесть месяцев, как и положено по закону, женщина получила официальное сообщение из префектуры, что расследование по ее жалобе закрыто. Вопрос: зачем тогда полиция принимает жалобы, которые не собирается расследовать? Ведь это же верх цинизма.

   Вопрос не корректен. В демократическом государстве полиция обязана принимать жалобы от трудящихся. Более того, французская полиция охотно заполняет все нужные бумаги. Эти бумаги, вернее, их копии, необходимы для страховки. Считается, что умный француз заботливо хранит чек на каждую купленную в магазине дорогую вещь. При наличии чека и зафиксированной жалобы в полицию страховка возмещает (частично) стоимость украденного. Так что это дело обычное, житейское. Если же француз выбросил чеки или не застраховал квартиру от воровства, значит, у него не было ничего ценного. Зачем же полиции возиться с мелочовкой? Я не осмелюсь утверждать, что есть какая-то связь между полицией, страховыми компаниями и мастерскими, которые изготавливают бронированные двери и сложные замки. Знаю только, что число таких мастерских во Франции быстро растет, то есть открываются новые рабочие места. А для любого французского правительства, правого или левого, борьба за сокращение безработицы имеет первостепенное политическое значение.

   Теперь перейдем к более увлекательным занятиям: к угону автомобилей, грабежу банков и ювелирных магазинов.

   Стоп, меня прерывают. Хозяин квартиры, он, что, чокнутый: отдавать свое добро? А если он вооружен? В Америке, мы слышали, в каждом доме -- оружие. А что, во Франции его нет?

   Во Франции действительно большое количество оружия, и на "черном рынке" можно купить все, что угодно -- от пистолетов всех видов до автомата Калашникова и гранатомета (насчет БТР я не уверен). Преступники все это и покупают, ибо для них семь бед -- один ответ. Честному французу покупка оружия на "черном рынке" грозит большими неприятностями, а в магазине ему теперь даже не продадут духовое ружье. Раньше француз мог держать дома огнестрельное оружие, теперь он обязан или зарегистрировать его, или сдать в полицию. Зарегистрировать оружие, то есть держать его дома на законных основаниях, имеет право лишь небольшая категория французов. Если полиция найдет в вашем доме оружие (незарегистрированное), она его конфискует, а вам придется платить солидный штраф. Ну а если вы примените оружие, вам будет совсем худо.

   ...Я помню времена, когда французы еще пытались отстреливаться от квартирных воров, а владельцы магазинчиков -- от грабителей. Кончалось это всегда плохо. Если пуля случайно задевала грабителя или домушника, то уличная банда хулиганов тут же разносила в пух и прах вашу лавчонку, забрасывала камнями, поджигала ваш дом. В прессе появлялись негодующие статьи: дескать, как это так, без суда и следствия стрелять в человека? Французский закон не допускает самозащиты, защищать граждан должна полиция. Незадачливого воришку оставляют на свободе до судебного разбирательства. Незадачливого стрелка тут же арестовывают и сажают в тюрьму. Сидеть ему придется долго. Намотают срок:

   а) за незаконное хранение оружие;

   б) за его использование.

   Поэтому, повторяю, господа преступники! Можете спокойно грабить лавки и обирать квартиры. Только редкий сумасшедший, которому жизнь не дорога, который готов до конца своих дней просидеть в тюрьме, может оказать вам вооруженное сопротивление.

   В последний год правления социалиста Лионеля Жоспена министерство внутренних дел выступило с любопытной инициативой. Полицейские чины обходили ювелирные магазины и инструктировали хозяев и служащих, как надо вести себя при налете грабителей. Дело в том, что ювелиры -- это последняя категория французских торговцев, которым разрешено иметь в своем магазине оружие. Так вот, полицейские учили продавцов не как обращаться с оружием, а как самим моментально прятаться в безопасные помещения и покрепче закрывать за собой двери. В результате начало 2002 года ознаменовалось рекордным для Франции количеством ограблений ювелирных магазинов. Милая деталь: были ограблены знаменитые в Париже магазины на Вандомской площади, на которой, между прочим, расположено... министерство юстиции.

   Свежая информация. В тот день, когда я пишу эти строки, по радио передали сообщение, что в Париже открылся экстренный съезд ювелиров. Ювелиры в панике. Из-за бандитских налетов? Да нет такого ювелира во Франции, который не был бы ограблен, так что к этому привыкли. Но раньше все убытки возмещала страховка, а теперь страховые компании объявили, что отказываются продлевать договора. Если такое произойдет, то все французские ювелиры повесят на двери своих пустых магазинов большие амбарные замки, а сами запишутся на пособие по безработице.

   Бесспорно и без всяких сомнений: грабеж банков и касс по обмену валют -- любимое развлечение во Франции. Профессионалы, естественно, в первых рядах, но кто только не грабил банки! Зафиксированы случаи, когда банки грабили... полицейские, правда, по этому поводу они переодевались в штатскую одежду.

   Конечно, "дорога в банк" не усеяна розами -- в том смысле, что тут тоже имеются некоторые трудности. Например, если вы в маске или в капюшоне, надвинутом на глаза, вам дверь банка не откроют. Хулиганы из "горячих пригородов" примитивно пытаются протаранить двери тяжелым грузовиком, а профессионалы и более смышленый народ идут на хитрости. Главное, действовать быстро и, проникнув в банк, наставить на кассира ружье, автомат или игрушечный пистолет. Испуганный кассир не будет рассматривать, какого рода у вас оружие, и выложит из сейфа всю наличность. Беда в том, что умудренное опытом банковское начальство знает, что банк все равно ограбят, поэтому наличности в сейфе немного, особенно не разживешься. А дальше надо в темпе удирать, ибо кассир уже нажал на кнопку тревоги и вот-вот притопает полиция. Впрочем, если полиция притопает, тоже можно выкрутиться. Профессионалы встречают полицейских залпами из "калашниковых", и полицейские благоразумно прячутся. Незадачливые любители берут в заложники банковских служащих, сажают их в свои машины, и тут уж все зависит от уличного движения. Как повезет.

   Летом 2001 года вся Франция наблюдала по телевидению полицейскую погоню за гангстером. Гангстер проник в сберкассу, переодевшись в женскую одежду. Гангстер оказался растяпой. Пока он по мелочам спорил с кассиром, приехала полиция. Часа два гангстер сидел в сберкассе и, угрожая пистолетом, никого не выпускал. К этому времени из всех соседних участков к сберкассе подтянулось полицейское подкрепление -- человек 200, не меньше. Приехало телевидение, пошла прямая трансляция. Гангстер покинул сберкассу, держа за руку заложницу. Полицейские нервничали, суетились и криками очищали улицу от прохожих. Гангстер путался в длинной юбке, рука с пистолетом поправляла юбку, заложница отставала от него на метр. Любой пионер Петя, имеющий третий разряд по стрельбе из мелкокалиберной винтовки, попал бы в гангстера, не задев заложницу. Все полицейские были вооружены, но никто не стрелял. Потом по телевидению объяснили, что эти полицейские -- двести человек- стрелять не умеют. А тех полицейских, которые умеют стрелять, снайперов из спецбригад по борьбе с бандитизмом, почему-то забыли вызвать. Или они тоже с увлечением наблюдали за происходящим по телеку?

   Гангстер сел с заложницей в машину, подъехал к парку, где проходило субботнее праздничное мероприятие, и затерялся в густой толпе. Заложница вскоре объявилась, гангстер исчез. Искали до глубокой ночи. Безрезультатно.

   Дело грозило перейти в большой скандал, но выручило телевидение. Женский парик у незадачливого гангстера все время сползал, и кто-то из зрителей узнал в злоумышленнике своего соседа. И сообщил куда надо.

   Домик бандита окружила полиция, и в шесть утра его взяли в постели, тепленького, без всякого сопротивления. Репутация стражей порядка была спасена.

   Для справки. Каким бы ни был опасным преступник, его нельзя арестовывать в середине ночи. Не дать преступнику выспаться -- грубейшее нарушение прав человека.

   http://www.rg.ru/2004/10/15/shkoly-paris.html

   Глава третья: насилие в школах

   О школе узнаешь от своих детей. Когда мы приехали в Париж, моя старшая дочь пошла в последний класс лицея. "Папа, -- рассказывала она, -- первый урок в школе никогда не начинается вовремя, ибо все ученики должны друг с другом перецеловаться, по два или по четыре раза". Однажды я подъехал за дочерью к лицею и видел всех ее одноклассников. Невольно вспомнилась советская песня: "Дети разных народов, мы мечтою о мире живем!" Белый букет красиво оттенялся желтым и черным.

   В школах процветает рэкет, учеников поджидают на выходе, грабят и избивают. Избивают даже учителей за плохие отметки. Кто избивает, кто грабит? Об этом газеты не писали.

   К моменту, когда моя младшая дочь пошла в колледж, Париж сильно почернел, но целоваться перед уроками еще продолжали. К тому же мне удалось через парижскую мэрию получить для моей младшей дочери и ее матери муниципальную квартиру в хорошем районе, и я был уверен, что у девочки проблем в школе не будет. В какой-то очередной мой визит к дочери я застал у нее черную девушку, похожую по своим размерам на знаменитую советскую олимпийскую чемпионку по толканию ядра -- Тамару Пресс.

   -- Папа, это Магда, моя школьная подруга.

   Подруга так подруга. Я радушно улыбался Магде, а Магда вежливо помалкивала, слушая нашу русскую речь. Потом дочка ушла провожать Магду, а когда вернулась, я решился задать ей вопрос. Естественно, звучало это путано: дескать, я не расист, я ничего не имею против Магды, но у тебя есть уже русская подруга, Настя, хорошая девочка, хоть и дочка корреспондента "Правды", дружи с ней на здоровье, Магда тоже производит приятное впечатление, но что у вас с ней общего, мне кажется, она намного тебя старше...

   Дочка мгновенно уловила смысл моей словесной размазни и в ответ прочла мне, как отстающему ученику, четкую и логичную лекцию.

   Магда действительно ее старше на семь лет. Почему? Потому что Магда в каждом классе сидит по два года. Воспитанная девочка Магда избивает всех, и в первую очередь Настю. Чтоб отвести удар от Насти, я пытаюсь завязать с ней какие-то доверительные отношения. Пытались ли наши мальчики нас защищать? Пытались. Тогда Магда позвала своих братьев, прибежали шесть здоровых черных бугаев, и они били всех, выходящих из колледжа. Магду все боятся. Папа, умоляю, не вмешивайся в это дело. С нашей директрисой говорить бесполезно. Директриса не боится Магды, директриса боится, что ее обвинят в расизме...

   Кажется, именно тогда я понял, что моя маленькая Лиза становится взрослой.

   Тем не менее с директрисой Лизиного колледжа мне пришлось встретиться. В их классе у учителя вытащили бумажник из пиджака, который он оставил на стуле. Директриса провела короткую экспертизу. Обведя опытным педагогическим глазом весь класс, директриса заметила двух русских девочек, о чем-то шептавшихся и посмеивающихся на задней парте. Класс представлял собой многонациональную и расовую смесь. Директриса нашла политкорректное решение: бумажник украли русские девочки. Лизу и Настю выгнали с уроков и дали им сутки на размышление. Если они не признаются в краже и не вернут бумажник, то их вообще исключат из колледжа.

   Лиза мне рассказала о случившемся, и я начал дозваниваться до директрисы. Директриса трубку не брала. Секретарша твердила, что у директрисы совещание. Я объяснял секретарше, что я отец той русской девочки, которую грозят исключить из колледжа. Директриса на совещании. Тогда я сказал, что я корреспондент американского радио, член Международной ассоциации прессы в Париже и требую встречи с директрисой в любое удобное для нее время. (На самом деле я уже являлся французским безработным, наше бюро в Париже было закрыто, но у меня оставалось старое редакционное удостоверение и надо было произвести впечатление на директрису). "Минуточку", -- ответила секретарша и через крошечную паузу сообщила, что директриса меня примет завтра в семь тридцать утра.

   Вечером мне позвонил отец Насти и, узнав, что я добился рандеву с директрисой, спросил, не буду ли я против, если он тоже придет.

   -- Володя, конечно приходи. Вдвоем будет сподручнее, тем более что в такую рань у меня мозги не работают.

   За долгие годы эмиграции, когда советские журналисты шарахались от меня как от прокаженного, никогда не мог вообразить себе такую картину: в кабинете французской директрисы сидят рядышком корреспондент "Свободы" и корреспондент "Правды" и плечом к плечу, как 28 героев-панфиловцев, защищают честь своих дочерей.

   -- Да вы знаете, кто такой Гладилин? Он же гордость русской литературы, он же друг академика Сахарова!..

   ...Я мысленно пытался себя ущипнуть: слышать такой панегирик в свой адрес от корреспондента "Правды"! Однако директриса этих тонкостей не секла. Разумеется, если бы речь шла о советских девочках, она бы пикнуть на них не посмела. Но нет великого Советского Союза, теперь Россия -- какая-то страна третьего мира. И доводы Володи отскакивали от директрисы как от стенки. По ее лицу было видно, что она проверяет политкорректность своего решения: "Французов обвинять нельзя, в нашем районе живет непростая публика, у родителей могут быть связи в министерстве. Арабов? Меня саму обвинят в расизме. Эту черненькую? Да упаси бог! Ясное дело, что украли иностранцы из этой русской бангладеш"...

   -- Ну зачем моей Насте чужие деньги? -- продолжал наступать Володя. -- У нее всегда при себе кредитная карточка. Вот, посмотрите. Может снять деньги в любом автомате.

   Как об стенку. А я мысленно присвистнул: ого, кредитная карточка у школьницы, так вот куда ушли деньги партии! И решил, что мне пора встревать. Я заговорил о Магде. Знает ли мадам, что эта девочка терроризирует всю школу? И если знает, то почему не обращается в полицию?

   Директриса мигом преобразилась и с гордостью произнесла:

   -- С Магдой я сама разберусь, а полиция в мой колледж не войдет никогда!

   Володя незаметно толкнул меня локтем: дескать, не по делу выступаешь. Я переменил тему. Знает ли мадам, кто сидит перед ней? Кандидатура на пост корреспондента "Правды" в Париже всегда утверждалась на секретариате ЦК КПСС. ЦК компартии оказало товарищу Володе доверие, а мадам подозревает его дочь... Между прочим, у "Правды" до сих пор тесные взаимоотношения с вашей "Юманите".

   Тут впервые на лице мадам промелькнула тревога. Я как корреспондент американского империализма был ей совершенно неопасен. Да напиши я хоть в "Нью-Йорк таймс" -- для французской директрисы это выигрышные очки. А вот критика слева, несколько строк в коммунистической "Юманите", могли ей стоить поста. И мадам начала сдавать позиции.

   Покинув лицей, мы усталые, но довольные зашли в ближайшее кафе. "Сволочная тетка, -- сказал Володя. -- Хоть она и обещала, но ждать от нее можно любой пакости. На всякий случай по старой гэбэшной привычке, -- он указал на торчащий из кармана колпак авторучки, -- я записал нашу беседу на магнитофончик. Мало ли что..."

   "А ведь в принципе их неплохо обучали", -- подумал я.

   Через несколько лет полиция вошла и в этот колледж, и во все колледжи и лицеи Франции. Вошла, потому что учителя сами устраивали забастовки и требовали вмешательства полиции. Ведь вся французская пресса забила тревогу: в школах процветает рэкет, учеников поджидают на выходе, грабят и избивают. Избивают даже учителей за плохие отметки. Кто избивает, кто грабит? Об этом газеты не писали, Думаю, даже в полиции не осмелились бы вести такую статистику. Политнекорректно.

   Глава четвертая: "горячие" пригороды

   Внешне эти районы производят даже приятное впечатление. Большие многоэтажные дома с балконами (не чета "хрущобам"); во дворах -- детские площадки; хорошо заасфальтированные мостовые, которым позавидовали бы многие московские улицы; торговый центр, поблизости обязательно станция метро или пригородной электрички, курсируют автобусы... Правда, стены домов испещрены граффити, на дверях подъездов и лифтов -- хулиганские надписи, некоторые почтовые ящики сломаны, а в торговом центре работает только супермаркет -- витрины всех остальных маленьких лавочек, булочных, кафе, газетных киосков наглухо задраены железными шторами. Так выглядят французские предместья, которые называют "горячими". Они есть на окраине каждого крупного города.

   Полиция старается сюда не заглядывать, коммерсанты отсюда бегут (им надоело, что их регулярно грабят), учителя жалуются, что дорогое оборудование в классных кабинетах подвергается вандализму, ну а когда перед праздниками начинается обычная "иллюминация", то есть поджигают автомобили (горят машины не заезжих миллионеров, а местных жителей), то пожарных, прибывших тушить, встречает град камней.

   Кто же здесь бесчинствует? Татаро-монгольские полчища? Разбойники из темных лесов? Нет. Это местная молодежь -- на 95% дети иммигрантов из арабских стран и Черной Африки так своеобразно благодарят Францию за ее гостеприимство.

   Неужели законопослушная Франция закрывает на это глаза? Что вы! Поджоги машин и торговых лавок, уличные баталии между бандами подростков и полицией -- излюбленный сюжет французского телевидения.

   http://www.rg.ru/2004/10/22/rigorody.html

   В газетах не прекращаются дискуссии по поводу того, как наладить быт "горячих" пригородов. Заседают министерские комиссии. Устраиваются специальные конференции, с участием политиков, ученых-исследователей, муниципальных чиновников. О бедных ребятах из "горячих" пригородов пишутся книги, снимаются фильмы, модные певцы посвящают им песни... Каюсь, я тут неудачно выразился, написав "так они благодарят Францию за гостеприимство". Помилуйте, о какой благодарности может быть речь? Общий тон дискуссии таков: это несчастные дети, жертвы расизма, безработицы, классового неравенства, недостатков школьного образования, отсутствия развлечений, слабой интеграции французских семей во французскую жизнь. И т.д., и т.п.

   Между прочим, здесь у каждой семьи -- отдельная квартира, с цветным телевизоров, холодильником, стиральной машиной, ванной. (Извините, я опять вспоминаю мое послевоенное детство. Скученные коммуналки с одним туалетом на 20 семей, двухчасовые очереди в общественные бани, скудный пищевой рацион, ночные стояния за мукой и хлебом. А развлечения -- игра в футбол самодельным каучуковым мячом и фильмы "Сказание о земле Сибирской" и "Кубанские казаки". Мы в Москве видели помидоры и огурцы лишь по большим праздникам и не подозревали о существовании апельсинов и бананов, а тут это, извините, за еду не считают -- настолько приелось).

   В СССР было обязательное четырехклассное (потом восьмиклассное) образование. Далее не хочешь учиться -- иди на завод. Во Франции тоже обязательное восьмиклассное образование, и пока ребенок учится (до 20 лет), семья получает на него денежное пособие. Мы донашивали старые отцовские пиджаки, молодежь "горячих" пригородов вся, как в униформе, щеголяет в фирменных кожаных куртках. Что же касается развлечений: до Парижа, где все можно найти, кроме "Кубанских казаков", -- двадцать минут езды на общественном транспорте. Мне возразят: проезд стоит денег -- однако платить в общественном транспорте нынешние "униженные и оскорбленные" считают буржуазным предрассудком. Если шофер в автобусе об этом заикнется -- получит по роже. А контролера в электричке изобьют. В знак протеста водители автобусов и железнодорожники устроят забастовку. В ответ молодежь "горячих" пригородов забросает автобусы и электрички камнями. Полиция арестует хулиганов? Как бы не так! Полиции давалось негласное указание: без особой нужды не входить в "горячие" пригороды, не провоцировать несчастных и обездоленных детей.

   Лишь когда социалистов прогнали из власти, новый министр внутренних дел Саркози попытался изменить ситуацию. Что из этого вышло, я уже рассказывал. Вдохновленные победой на выборах, правые провели через парламент закон, запрещающий в подъездах домов "сборища молодежи, мешающие свободной циркуляции движения". Переводится эта юридическая абракадабра так: если в вашем подъезде беснуются подростки, курят гашиш, распивают спиртное, задирают жильцов, которые возвращаются с работы домой или просто отважились высунуться на лестницу, -- так вот, отныне жильцы имеют право вызывать полицию. С момента принятия закона прошло два года. За это время по этой статье во Франции осудили одного человека, на один месяц тюрьмы, причем его адвокат, показанный по всем каналам телевидения, пообещал подать на апелляцию. Какая была реакция прессы? Вы еще не догадались? Единодушный вопль: полицейский произвол!

   Пропустим банальную фразу, что, дескать, не все в "горячих" пригородах такие: отсюда вышли известные футболисты, актеры, музыканты и даже Бернар Тапи, бывший министр и миллионер. Постараемся лучше понять психологию подростка.

   "Итак, меня зовут Мухамед Али. Я трижды оставался на второй год. Я плохо читаю и не люблю этого, и вообще всю науку в гробу видал. В квартире у нас тесно -- видимо, маму под дулом пистолета заставили родить 12 детей (или принять своих родственников из Африки, которые приехали во Францию нелегально и поэтому живут у нас). Отец меня лупит и говорит, что если я не буду ходить в опротивевший мне колледж, то нам уменьшат денежное пособие... В ответ я луплю своих хилых одноклассников-французов, которые слишком высоко о себе думают, мол, они хорошо учатся, но драться не умеют. И белые девки нам дают, ибо каждая знает: если она с крутым парнем, черным или арабом, ее никто не тронет. И пусть французы не скулят, они сами виноваты, что не могли мне обеспечить нормальную жизнь. Что такое нормальная жизнь? Я ее видел в кино. Нет, не в кино, честно говоря, мне кино смотреть скучно, а в телевизионной рекламе: вилла на берегу моря, загорелая блондинка, спортивный "Мерседес", часы "Ролекс", путешествие в каюте первого класса на океанском лайнере. Конечно, я могу пойти работать, всюду требуются грузчики и строительные рабочие. Но что мне будут платить? СМИГ? (СМИГ- официальный минимальный заработок. -- А.Г.). За СМИГ пусть французы уродуются. На СМИГе на ту жизнь, о которой я мечтаю, денег не накопишь. Я и сейчас в школе на продаже наркотиков зарабатываю в два раза больше. У крутых ребят, как я, другая дорога, и правильно поют ребята из НТМ: "Настоящий парень должен убить полицейского!" (Для справки: НТМ -- название популярнейшей музыкальной группы. Аббревиатура. Полное название переводится "Ё... твою мать"). Однако я не дурак и понимаю, что тюрьмы надо избежать, просто все надо делать по-умному. Район, где мы живем, мне не нравится, и я из него выберусь. У меня будет и вилла, и яхта, и "Мерседес", и загорелая блондинка! Один раз грамотно взять банк -- и этого надолго хватит. А еще мне предлагают поехать на Ближний Восток, пройти боевую школу исламистов. Большие деньги предлагают. Но это надо обмозговать, это я еще не решил..."

   Вполне допускаю, что в рассказе о трудных подростках в "горячих" пригородах я несколько утрирую, схематизирую и упрощаю. Себе в оправдание приведу такой факт: три или четыре года назад мэрия одного из пригородов постановила: "Всех родителей тех подростков, которые хулиганят на улицах, лишить денежных пособий". (Специально разъясняю: лишить не заработка, а денег, которые выдаются родителям на воспитание детей). В результате в этом пригороде воцарилась тишина, спокойствие и порядок, как в Монте-Карло. Увы, ненадолго. По всей стране прокатилась волна возмущения: "Это не гуманно, антидемократично, это расизм!" Постановление отменили.

   Вполне допускаю, что я не очень объективен к французской прессе. Да, конечно, телевидение как коллективный агитатор и организатор диктует правила политкорректности. Однако вот я прочел в "Либерасьон" серьезную статью, где утверждается, что все бесчинства молодежи в "горячих" пригородах происходят по приказу наркодилеров. Это они, наркодилеры, управляют пригородами, и, естественно, они не хотят, чтоб к ним совалась полиция. И, дескать, раньше, до Саркози, в некоторых районах существовало негласное соглашение между полицией и наркодилерами: вы нас не трогайте, а мы сами следим за порядком. Не знаю, отважилась бы правая "Фигаро" забыть про социальную несправедливость и валить все на наркодилеров, но у "Либерасьон" прочная репутация газеты левой и бунтарской. "Либерасьон" может себе позволить выпасть из общего хора.

   Но вот когда выясняется, что кто-то из пригородных "шалунов" воюет в Чечне, в Афганистане, в Ираке на стороне исламских экстремистов, то это каждый раз для французской общественности -- как гром с ясного неба. Между тем ни для кого не секрет, что во французских пригородах появились новоявленные мусульманские имамы, которые, мягко говоря, не испытывают недостатка в материальных средствах. А меня удивляет политическая грамотность французских наркодилеров. Когда в городе обыкновенная демонстрация, скажем, против повышения цен, то "кассёры" тут как тут, бесчинствуют на улицах. А вот на манифестациях против американской оккупации Ирака "кассёры" блистательно отсутствуют. Видимо, наркодилеры дают указания: "Ребятишки, сидите дома и смотрите мультфильмы по телевизору". Неужели для наркодилеров организовали специальные курсы по политкорректности?

   Я подозреваю, что Франция давно стала запасным аэродромом исламских экстремистов, просто пока они стараются не высовываться. Пока. И то не всегда, например, участились случаи нападения на специальные бронированные пикапы, перевозящие деньги. Правда, на пикапы с деньгами нападали и раньше, но теперь грабители действуют, как профессиональные отряды спецназа. Интересно, где и в каких военных лагерях их тренировали?

   ...Сами понимаете, что мне со своими опасениями и подозрениями надо сидеть тихо во Франции и молчать в тряпочку. А то ведь осудят за разжигание расовой и религиозной вражды. Или засмеют -- мол, это все возрастные страхи, у нас много таких пенсионеров. А мне, между прочим, жалко их, французских пенсионеров. Именно они, бедняки и пенсионеры, больше всех страдают от иммигрантов. Они всю жизнь вкалывали, строили благосостояние Франции, с трудом, в кредит, купили себе маленькую квартирку в пригороде, и вдруг патриархальный пригород превращается в "горячий" район, и им, старикам и беднякам, некуда деваться. Ведь как только пригород "почернел", цены на жилье резко упали, продать квартиру, конечно, можно, но что взамен купишь? Становиться в очередь в "ашелем" (государственные дома с дешевыми квартирами)? Так там будет соответствующая публика: все иммигранты, узаконив свое пребывание во Франции, сразу пишут заявления на жилье в "ашелеме". Но интересы французских стариков и бедняков вступают в противоречие с государственной политикой. Ведь Франция защищает права человека вообще, а принимать во внимание какие-то досадные мелочи стыдно и некорректно. Политика Франции диктуется только благими намерениями. Теми самыми, какими вымощена дорога в ад.

   http://www.rg.ru/2004/10/29/kriminal-paris.html

   Глава пятая: Тайны Полишинеля

   Не будем отвлекаться от полицейской темы. Победив на последних президентских и парламентских выборах, правые, выполняя свои предвыборные обещания, решили сразу покончить с горячими пригородами Парижа -- этими зонами беззакония. И вот в один прекрасный день новый министр внутренних дел Николя Саркози ввел в один из таких кварталов два батальона полиции. Ничего, все прошло благополучно. В полицию не стреляли из окон, не швыряли камнями, не поджигали полицейские машины. Полицейское начальство, воодушевленное успехом (дескать, запугали хулиганье), повелело осуществлять патрулирование ранее недоступных зон. Первый патруль был, как и при социалистах, политкорректен, то есть двое мужчин и женщина. Кто так распорядился, не знаю, но думаю, руководствовались соображениями политического порядка. Заменить привычный элегантный патруль дюжиной здоровенных бугаев означало бы прослыть реакционерами. А это во французской политике смерти подобно. Значит, патруль вошел в жилой квартал, но буквально через несколько метров на него набросилась группа молодежи. Мужчин здорово поколотили, а девушку-полицейскую просто изуродовали -- сломали нос и челюсть. Выручил бедолаг особый наряд полиции, который благоразумно держали поблизости в боевой готовности. На следующий день в этом квартале арестовали нескольких подростков. Адвокаты подростков утверждают, что их подопечные в избиении полиции не участвовали, а просто случайно проходили мимо. Чем это дело кончится и вообще, дойдет ли оно до суда, не берусь гадать.

   В тот же злополучный день другой патруль, менее политкорректный, то есть состоящий из одних мужчин, был остановлен молодежной бандой. Полицейские под градом камней выскочили из машины и спрятались за грузовик. В полицейских продолжали швырять камнями, гнилыми овощами, пустыми бутылками, а полицейскую машину изрядно раскурочили, то есть вытащили оттуда рацию, спецоборудование, незаполненные бланки, а саму машину подожгли.

   Французский парадокс. Полиция имеет оружие, но не стреляет. Стрелять в преступника во Франции -- это нарушение прав человека.

   Вопрос: почему в обоих случаях полицейские не могли сами себя защитить, у них что, не было оружия? Поясняю: в отличие от английских "бобби" французская полиция вооружена и даже женщины-полицейские имеют при себе пистолет, заряженный боевыми патронами. Может, французская полиция не умеет стрелять? Ответить на этот вопрос затрудняюсь, но по телевизору постоянно показывают, как полицейские, в том числе женщины, отрабатывают учебные выстрелы в тире.

   Кстати, о телевидении. Естественно, эти инциденты оказались в центре вечерних новостей. Дикторша, рассказывая о покалеченной сотруднице полиции, смахнула слезу. Были интервью с избитыми полицейскими и обоих патрулей. Полицейские жаловались на падение нравов, на отсутствие уважения к полиции, на варварство некоторой части молодежи, но, что характерно, все с гордостью заявили: "Тем не менее мы не стреляли!"

   Французский парадокс. Полиция имеет оружие, но не стреляет. И главной доблестью полицейского является не то, что он защищает граждан, или задерживает преступника, или хотя бы защищает самого себя, нет -- основное достоинство полицейского заключается в том, что он, полицейский, в преступника не стреляет. Стрелять в преступника во Франции -- это нарушение прав человека, а Франция -- родина этих прав.

   В принципе согласно инструкции полицейский имеет право стрелять, но только в том случае, если его жизни угрожает опасность. Причем последнее надо доказывать, а это не всегда просто. Например, полицейскому бьют морду -- это не угроза жизни, это угроза здоровью, значит, стрелять нельзя. Вот когда поверженного полицейского начинают давить трактором, тогда в принципе можно применить оружие, однако желательно заранее запастись свидетелями, чтобы те подтвердили: да, действительно была опасность для жизни.

   Вот типичная для Франции ситуация. Я уже рассказывал, как хулиганье из горячих пригородов устраивает родео, то есть гоняет со страшной скоростью по ночным улицам на ворованных машинах. Полицейскому ночному патрулю легко засечь такую машину -- едет через красные светофоры, по встречной полосе, музыка включена на полную катушку. Допустим, засекли и начали преследование. Но хулиганье, как правило, выбирает машины с сильными моторами, их на старых полицейских драндулетах не догнать. Стрелять вслед? Никак нельзя, ведь они непосредственно не угрожают жизни полицейских. Под угрозой находится жизнь поздних пешеходов или водителей машин, которые имели несчастье проезжать перекресток на зеленый свет в момент, когда... Словом, понятно. Что делать? Патруль по рации вызывает подкрепление. Полиция пытается угадать маршрут угонщиков и перекрыть движение. Перекрывают как? Ставят полицейскую машину с мигалкой поперек улицы, а сами полицейские предусмотрительно жмутся к тротуару. Если полицейских машин много и они перекрыли улицу наглухо, тогда угонщикам некуда деваться. Их арестовывают, держат ночь в участке, а утром отпускают под расписку о невыезде. То есть угонщики обязаны явиться в полицию по первому требованию, но почему-то они не являются. Бывает, что полиция заводит на них дело и передает его в суд. Но в суде так много таких дел, что они пылятся там годами, пока не подоспеет очередная амнистия. На этом инцидент закончен.

   Инцидент не закончен, если не удалось перекрыть улицу наглухо и у угонщиков есть возможность проскочить хотя бы по тротуару. Что они и делают, причем не сбавляя скорости и стараясь сбить стоящего на тротуаре полицейского. Тут два варианта. Или они сбили полицейского, причем на такой скорости это всегда насмерть, с гиком укатали, а дальше -- ищи ветра в поле. Или у полицейского не выдержали нервы, он успел выстрелить (ведь теоретически имеет право, прямо на него несется машина), а сам отскочил в сторону, и машина, потеряв управление, во что-то врезалась. В первом варианте в газетах напечатают три строчки: дескать, такого-то числа при таких-то обстоятельствах погиб офицер полиции, отец троих детей, а телевидение покажет на 10 секунд скорбное рыло очередного министра внутренних дел, который вручает вдове какую-то медную побрякушку с орденской ленточкой. Все. Больше о погибшем никто не вспомнит. Во втором варианте, если пострадал кто-то из угонщиков, да еще негр или араб, то во всех газетах появятся огромные статьи, пышущие негодованием: мол, опять произвол полиции. Банда, к которой принадлежали хулиганы, устроит в своем квартале демонстрацию протеста и будет несколько ночей подряд громить соседние магазины, лавки и поджигать машины ни в чем не повинных местных жителей. Все программы телевидения охотно предоставят слово друзьям пострадавших, которые, закутав лицо шарфами, станут талдычить с экрана о расизме и социальной несправедливости. Чудом уцелевшего полицейского тут же отстранят от работы и устроят долгое служебное расследование. Исход расследования часто зависит от накала страстей в прессе. Тем более что друзья пострадавшего будут утверждать, что никаких правил уличного движения они не нарушали. Подумаешь, решили лихо покататься: разве за это стреляют? Свидетельства коллеги полицейского в расчет не принимаются -- мол, разве когда-нибудь полиция скажет правду... В общем, инцидент может кончиться так, что беднягу полицейского, проявившего усердие, выгонят со службы.

   А теперь поставьте себя на место полицейского, попробуйте понять его психологию. Да, конечно, служба в полиции нелегкая, связанная с риском и совсем не престижная: в любом уличном инциденте толпа обычно настроена против полиции и поливает ее площадной бранью. И зарплата у французского полицейского не ахти какая, не сравнить с заработком американского копа. Все так, но у полицейского статус государственного служащего, а это имеет огромное значение. Многочисленные опросы общественного мнения неоднократно подтверждали, что у так называемого рядового француза есть множество фобий, но над ними превалирует страх оказаться безработным. А вот это государственному служащему не грозит. Получив статус госслужащего, француз может спать на рабочем месте до самой пенсии. У полицейского, особенно в начале служебной карьеры, зарплата совсем небольшая, но постепенно к ней что-то приплюсовывается, какие-то премии, прибавки и в конечном итоге пенсию полицейскому выводят весьма приличную. И главное: для получения полной пенсии французам надо иметь сорокалетний стаж работы, а полицейским достаточно двадцати пяти. То есть не служба, а золотая жила. Кто же от нее откажется, кто же добровольно уйдет из полиции?

   Не было случая, чтобы из французской полиции кого-то уволили за то, что тот упустил бандита, или за плохую работу, дескать, совсем мышей не ловит. Нерадивых сотрудников, конечно, наказывают: не дают повышения, задвигают на второстепенные должности, но до пенсии они все благополучно дотягивают. Из полиции могут уволить лишь в трех случаях: за глупость, по обвинению в расизме и за излишнее усердие. Если второй пункт -- обвинение в расизме -- комментариев не требует, то первый и третий нужно пояснить.

   За глупость (жаргонное выражение) увольняют полицейского, когда он вообразил себя слишком умным, то есть, ежедневно наблюдая, как грабят банки и ювелирные магазины, причем почти безнаказанно, подумал: "А почему бы мне этого не сделать? Что я, хуже других? И потом, мне известны методы и техника ограблений". Или решил округлить себе конец месяца (жаргонное выражение), получая взятки от людей, живущих не в ладах с законом. Коррупция! Вот тут полицейского прищучивают (если прищучивают) и не только увольняют, но и предают суду. А его коллеги говорят: "Дурак, не мог дождаться пенсии!"

   Третий пункт -- за излишнее усердие -- мы уже частично рассматривали, но необходимо повторить. Значит, когда полицейский видит, что кого-то избивают, грабят, насилуют, убивают, он, естественно, обязан вмешаться, однако строго соблюдая права человека. Например, если мужик гоняется за женщиной с ножом и уже несколько раз ее пырнул, то остановить его желательно, не применяя силу (громко читать ему текст конституции). Ведь если скрутить буяна, он потом по совету адвоката потребует медицинского освидетельствования. Медики перечислят царапины и синяки, а адвокат завопит, что его клиента избили в полиции. Сразу заинтересуется пресса, неприятностей не оберешься. И абсолютно недопустимо угрожать мужику с ножом пистолетом. Вдруг рука у полицейского дрогнет и пистолет выстрелит? Если бабу разрежут на мелкие кусочки, полицейскому потом, может, премию дадут за пережитый ужас. Если же пистолет выстрелит, да еще так неловко, что пуля заденет убийцу, то накрылась пенсия и бедолаге придется записываться на пособие по безработице.

   Какой-нибудь дока-юрист, хитро прищурясь, меня спросит: "А не вводите ли вы в заблуждение почтенную публику? Конечно, все, что вы рассказали о французской полиции, верно, но вы несколько передергиваете карты. Ведь существуют спецподразделения, где полицейские не только умеют стрелять, но и имеют на это право".

   Да, действительно, такие подразделения существуют. Опять же немного истории. Был во французской полиции спецотряд мотоциклистов, в задачу которого входило -- нет, не стрелять, а ловить воров и зачинщиков уличных беспорядков. Дело в том, что парижские хулиганы очень организованны и натренированны. Разбивают витрину магазина, хватают, что под руку попадется, и моментально разбегаются в разные стороны. Или поджигают машину, переворачивают ее и скрываются в толпе. Нерасторопным полицейским-тихоходам их никак не поймать. А в этом отряде все как на подбор были мастера мотоциклетного спорта, на скорости маневрировали в узких парижских переулках -- и ловили! Спецотряд мотоциклистов хулиганы и грабители боялись как огня. Но однажды случилась трагическая накладка: гнались за хулиганами, увидели арабского парня, прятавшегося в подъезде, и огрели его несколько раз дубинкой. А парень оказался ни при чем, к тому же больным. И, пока его везли в госпиталь, он умер по дороге. В прессе поднялся жуткий вой, полицейских всех скопом обвинили в расизме, и отряд расформировали. Теперь каждая демонстрация в Париже, по какому поводу она бы ни была организована, заканчивается разбитыми витринами, ограбленными магазинами, сожженными автомашинами. Все знают, что это дело рук "кассеров" (от французского глагола "ломать, крушить"), специально затесавшихся в ряды демонстрантов, но их никто и не пытается поймать.

   Характерный штрих. Когда в первом туре президентских выборов на второе место, опередив социалиста Жоспена, вышел Ле Пен, вся прогрессивная Франция жутко возмутилась. Во всех крупных городах прошли демонстрации протеста. Действительно, в программе Ле Пена было много вздорного, но был и такой пункт: высылать хулиганов и "кассеров" из Франции в страны, откуда прибыли их семьи. Так вот, несмотря на спонтанность и массовость демонстраций, ни одно стекло не было разбито и ни один стеллаж не опрокинули. "Кассеры" и хулиганы проявили удивительное политическое чутье и решили не возникать...

   Тут в глазах прогрессивного общественного мнения я совершаю смертный грех. Уважаемые герры преступники, запомните, французы могут многое простить: убийство, воровство, изнасилование, французы не прощают одного -- нарушения политкорректности.

   http://www.rg.ru/2004/11/05/kazn.html

   Глава шестая. Преступники и жертвы

   При всем соблазне свалить все на современные нравы заметим все-таки, что, видимо, в самой человеческой природе заложено преклонение, чуть ли не восхищение перед насильником и почти полное забвение его жертв. И так было испокон веков. Аттила, Чингисхан во главе варварских орд с огнем и мечом прошли континенты, разрушили цивилизации. Кто-нибудь вспомнил хоть имя из миллионов погибших? А Аттила и Чингисхан увековечили себя в истории человечества.

   С научных небес опускаемся на темные улицы. Вот идут двое навстречу друг другу. Через тридцать секунд один будет лежать на земле, другой -- бежать с места преступления. В большинстве случаев убийца заранее знает, что он убьет, а тот, кому суждено быть убитым, пока про то не догадывается. Однако бывает, что случай меняет ситуацию. Убийца промахивается, поскользнувшись, теряет равновесие, ошалевшая от страха жертва бьет его по голове хозяйственной сумкой, в которой консервные банки, и нападавшему каюк. Повторяю: слепой случай -- и роли переменились. Так вот, если б у вас была возможность выбора (а такой возможности, как правило, не бывает), при всей аморальности, бесчеловечности и неправомерности такого вопроса все-таки спрашиваю: что бы вы предпочли -- быть преступником или его жертвой?

   Увы, как это ни печально звучит, как это ни коробит благородный слух, но опыт, история человеческих отношений показывает: быть преступником предпочтительнее. Более того, вся наигуманнейшая мораль современной западной цивилизации со страниц многотиражных газет, с миллионов телеэкранов ежедневно подсказывает выбор -- бесспорно, без всяких сомнений лучше быть убийцей, чем убитым. Убитому -- гнить на кладбище, а его родственникам -- униженно обивать пороги разных учреждений, чтоб получить (если получат) жалкую материальную компенсацию. Зато какие роскошные перспективы раскрываются перед убийцей!

   Во время судебного процесса он становится героем дня, его имя не сходит со страниц газет, о нем трубит радио, его портрет мелькает на телевидении чаще, чем портреты кинозвезд. Разбираются, обсуждаются малейшие перипетии его жизни, чтоб найти какое-то объяснение (читай -- оправдание) его преступлению. Если не было тяжелого детства, то обязательно найдут какого-нибудь троюродного дедушку-алкоголика или душевнобольную двоюродную бабку. К смягчающим обстоятельствам добавляется социальное или расовое неравенство (как же без них!), и преступник вызывает всеобщее сочувствие. Свежий факт. Когда в Бельгии открылся процесс над серийным убийцей детей Марком Дютру и начало процесса транслировалось по телевидению, все, наверно, обратили внимание, каким неподдельным счастьем сияло лицо юного подельника Дютру. Мелкий уголовничек, наркоман, приводивший за несколько франков к Дютру малолетних девочек, мечтал ли он, что окажется в центре мирового телеэкрана? И какое же наказание теперь грозит этой гниде? Беззаботное, бездумное существование в комфортабельной бельгийской тюрьме...

   Слышу протестующие вопли французов: понятно, куда клонит этот русский -- к восстановлению смертной казни. Консерватор! Ретроград! Националист! Фашист! Правый! Если б дело ограничивалось только воплями... Для справки сообщаю, что в Америке, где во многих штатах сохранена высшая мера наказания, к приговоренным смертникам приезжают дамы из Европы, добиваются свиданий и утешают душегубов не только моральной и материальной поддержкой, но и интимными услугами. И такие, с позволения сказать, комсомолки-доброволки встречают понимание и сочувствие у политкоректного Запада. И нигде я не слыхал и ни разу не читал, чтоб кто-нибудь из этих энтузиасток пришел бы на могилу убитой жертвы и поставил хотя бы свечку... А как охраняют душегубов! Когда убийцу везут на суд, то принимают меры предосторожности посерьезней, чем при встрече президента иностранной державы. Не дай бог, если родственник убитого притаился где-то с винтовкой! Не позволим ему вершить самосуд, жизнь человека священна! Уточняем: жизнь убийцы священна. Если б хотя бы десятую часть того усердия полиция проявила, чтоб охранить жертву, когда убийца выходил на дело!

   Ладно, я консерватор, ретроград, правый и т. д. Возможно, я заслуживаю упреков со стороны политкоректного общественного мнения, но в свою очередь хочу уточнить, что все-таки я не совсем обычный ретроград и консерватор. Все-таки я принимал участие в работе Комиссии по помилованию при президенте Российской Федерации. На мой взгляд, зря упразднили Комиссию по помилованию, которую собрал Анатолий Приставкин. Люди там работали из разных общественных структур, но абсолютно честные, неподкупные. А теперешние региональные комиссии зависят от местного начальства. Как и почему закрыли комиссию Приставкина -- особый разговор, мы уйдем в сторону от нашей темы...

   В той травле, которую организовали в российских СМИ, комиссию обвиняли в том, что она выпускала на волю тысячи опасных преступников и рецидивистов. Считаю своим долгом засвидетельствовать, что комиссия весьма сурово отвергала ходатайства, связанные с разбойными нападениями, хищениями в особо крупных размерах, торговле наркотиками и убийством детей. Бывали случаи, и я тому свидетель, когда комиссия отвергала ходатайства, поддержанные администрацией тюрьмы, лагеря или депутатами Думы.

   Когда я, по выражению советской журналистики, "клеветал" на "Свободе" и поэтому активно интересовался политикой, у меня была идея (как всегда, гениальная), как остановить "холодную войну" и предотвратить горячую. Надо было заключить соглашение, по которому изнеженный Запад посылает своих особо опасных преступников и рецидивистов отбывать наказание в советских тюрьмах и лагерях. Разумеется, не бесплатно. Деньги, которые должны были быть истрачены на содержание заключенных в западных тюрьмах, переводились бы на счет соответствующего управления советского МВД. Я прекрасно понимал, что часть денег милицейское начальство разворует по дороге, но все-таки хоть что-то дойдет до лагерей. Ведь неудобно будет перед иностранцами, иначе они перестанут переводить деньги. Глядишь, и нашим заключенным послабление: заткнут щели в бараках, потеплее оденут, посытнее накормят. Что касается Запада, то там просто будут молиться на Советский Союз, ведь благодаря этому эксперименту на Западе исчезнет уголовная преступность.

   Как бы ни хорохорились американские гангстеры и итальянские мафиози, но после мордовских лагерей они бы всерьез задумались (если бы вышли живыми), как жить дальше.

   Ну как жить в этом мире? Воруют идеи! Услышал по радио сообщение, что Австрия строит в Румынии тюрьму повышенного комфорта, для... румынских воров, которые переполнили австрийские тюрьмы. Причем румынские активисты, несмотря на обещания повышенной комфортности в тюрьмах, возвращаться на родину решительно не желают и протестуют против нарушения прав человека. Тем не менее, я думаю, австрийцы не дураки и устроят великое переселение народов. После чего товарищи-румыны будут обходить Австрию за тридевять земель и повалят скопом... правильно вы догадались -- прямиком во Францию.

   Глава седьмая. К вопросу о смертной казни

   Когда первый министр юстиции при Миттеране Роберт Бадантер произносил свою знаменитую речь в парламенте против смертной казни, ее транслировали по телевидению с начала до конца. Бадантер -- умница, замечательный оратор. Он добился того, что вопреки общественному мнению парламент Франции отменил смертную казнь. Для справки: по поводу смертной казни во Франции не проводился народный референдум, ибо все опросы показывают -- большинство французов за смертную казнь. Правители Франции игнорируют народное мнение, ибо полагают, что им лучше известно, как привести свой народ к светлому будущему. Не правда ли, это кое-что напоминает из советской эпохи?

   Извините, отвлеклись от Бадантера. Продолжаю. Так вот, слушая Бадантера и отдавая ему должное как оратору, я, помнится, подумал тогда, что с этого момента все будущие вдовы полицейских, все их дети-сироты будут иметь полное право плевать Бадантеру в рыло, ибо он и есть настоящий убийца их мужей и отцов. До бадантеровского закона во Франции за убийство полицейского при исполнении служебных обязанностей автоматически полагалась смертная казнь. Ныне преступнику выгоднее убить полицейского и уйти от погони, чем быть арестованным. В конечном итоге, если его арестуют, он получит одно и то же. После Бадантера во Франции полицейских отстреливают как зайцев в охотничий сезон. И лишь года два тому назад, когда терпение полицейских лопнуло и полиция вышла протестовать на улицу (где, в какой еще стране такое было?), правительство почесалось и выделило средства на... покупку каждому полицейскому бронежилета.

   Можно сказать, что с юридической точки зрения в Европе существуют два полюса: Россия и Франция. В России самая жесткая судебная репрессивная машина, доставшаяся в наследство от СССР. Во Франции судебно-исправительная система -- самая мягкая, а полиция парализована страхом совершить ошибку. Ничего хорошего не получилось ни там, ни там. (Как пел Окуджава: "Надо б что-то среднее, а где ж его взять?") Продолжается вековой спор двух юридических школ. Для одной важен приоритет закона, другую больше интересует человек, который этот закон нарушил. Но ни та и ни другая школа не интересуются жертвами. То есть жертва существует сама по себе как судебная улика, не больше. При мне во Франции прошло несколько шумных процессов так называемых серийных убийц. Я уже рассказывал, каким вниманием во Франции окружается суд над простыми убийцами, а уж серийный убийца -- это телевизионный сериал. Телевидение принесло убийцам общенациональную славу. Их имена французы произносят без запинки (а у меня впечатление, что по улицам шляется большое количество индивидуумов, готовых перерезать полгорода, лишь бы потом покрасоваться на голубом экране). Специалисты-психологи единодушны: если серийный убийца выйдет на волю, он опять начнет убивать. То же самое характерно для убийц-педофилов. Таким образом, сохраняя жизнь убийце, судья приговаривает к мучительной смерти еще несколько безымянных жертв (в случае с педофилами к смерти приговариваются ни в чем не повинные маленькие дети). А убийца обязательно выйдет на волю -- или в результате судебной ошибки, или сбежит из тюрьмы, или когда кончится срок. Напоминаю: во Франции самый суровый приговор, максимальное пожизненное заключение -- это 22 года.

   ...Мои доводы заглушаются дружными воплями со всех сторон: "Смертная казнь -- это архаично, это негуманно, это недемократично!" И хоть кол им на голове теши...

   Лет пять тому назад одна судебная история возмутила даже ко всему привыкшую Францию. Группа хулиганов остановила молодую девушку в переулке и под угрозой того, что спустят с поводка разъяренного питбуля, заставила спуститься в подвал. В подвале девушку хором изнасиловали. Обычно жертвы таких преступлений крайне редко обращаются в полицию: и стыдно, и страшно. Девушка показала характер и, несмотря на апатию полиции и угрозы хулиганов (ее преследовали на улице, звонили домой, всячески оскорбляли), довела дело до суда. И французский гуманный суд вдруг забыл про тяжелое детство хулиганов, про то, что они безработные и поэтому вынуждены разъезжать на ворованном "БМВ", и -- редчайший случай -- приговорил их к тюрьме, причем не на условный срок, а на действительный. Видимо, разъяренный питбуль на поводке произвел впечатление. Главный хулиган (владелец питбуля) продолжал посылать девушке из тюрьмы угрожающие письма, а его адвокат подал апелляцию просто так, для проформы. Ну а дальше... Какая-то судебная чиновница что-то забыла подписать или подписала не там или не в тот день. В результате адвокат воспользовался судебным промахом, и главный хулиган вернулся к своему питбулю свободным человеком.

   Несколько газет напечатали интервью с девушкой. Она в отчаянии. Бросила свою квартиру, работу, сбежала из города, не знает, где прятаться и у кого искать защиты.

   Даже телевидение сподобилось спросить у судебной чиновницы, как и почему такое произошло и что теперь делать. Милая пожилая дама появилась в кадре и устало улыбнулась:

   -- Что теперь делать? Делать нечего. Закон есть закон. А от ошибок никто не застрахован.

   Оно, конечно, негуманно, архаично, реакционно, недемократично и ни в какие политкорректные ворота не лезет, но будь у меня возможность, я бы сам, собственноручно повесил эту даму на первом же суку.